Однажды Будда Семенов спал и во сне вдруг осознал, что видит сон. И снится ему, будто плавает он без всяких спасательных жилеток в центре самого глубокого океана, вот прямо над самой глубокой глубиной, какая только есть. От этой мысли Семенову как-то сразу сделалось страшно. Однако он тут же вспомнил снова, что это есть сон, и страх убежал куда-то в дальние закрома подсознания.
На водной поверхности наблюдался полнейший штиль. Только летучие рыбы иногда выпархивали из воды, косились блестящим глазом на Семенова и уносились прочь по своим рыбьим делам. Солнце жарило макушку головы нещадно, и Семенов решил нырнуть, чтобы не так пекло. Но что-то перестарался, видать, ибо моментально очутился на самом дне.
Кругом царил полнейший мрак. Еще бы! Над башкой, поди, километров десять воды, а то и больше. Ни черта не видать! Хотя погоди, вон там что-то мутно так отсвечивает, будто в тумане ночном кто-то с фонариком шастает. Семенов на всякий случай сгруппировался.
Вскоре свет стал ярче. Вот он совсем близко.
— Ёлы-палы! — невольно вырвалось у Семенова.
Обладатель фонарика оказался настолько прекошмарнейшим субъектом, что описать его без матюгов было просто невозможно.
— Мама моя дорогая и все святые! Вот, ведь, страшилище! — подумал Семенов.
— Сам дурак! — ухнул подводный житель и явно надулся.
— Пардон, — извинился Семенов, — Так вы и мысли читать умеете?
— Вот чудак-человек! Это же твой сон.
— Ах, ну да, ну да… Тогда здравствуйте!
Подводное чудовище поводило фонариком туда-сюда. Наверное, это означало «Привет!». И тут у Семенова случился какой-то ступор. О чем можно говорить с этим странным типом? Его и не видно даже целиком, только рожу с кучей зубов, похожих на сабли.
— Ты кто? — спросило чудовище.
— Я Будда Семенов, с суши.
— Это как?
— Что как?
— Что такое суша?
— Хм… Ну, это там, наверху, — Семенов указал пальцем куда-то над головой, — Там вода кончается, и начинается суша.
— Какая еще вода? — удивленно спросило чудище.
Тут уж Семенову стало мозг клинить. Неужели это чудо подводное не в курсе, что такое вода?
— Ну как же! Вот ведь, вокруг нас, стало быть, и есть вода.
Чудище снова помахало фонариком по сторонам, как бы озираясь.
— Что-то ты гонишь, приятель, нет тут никакой твоей воды. Я живу здесь пять тысяч лет и никогда этой воды не видел и не слышал про нее ничего. Брешешь ты все!
И как даст Семенову своим фонариком по лбу! У того аж искры из глаз посыпались!
Тут все как-то быстро закружилось-замелькало. Шум поднялся неимоверный! Словно тысячи неумелых пионеров разом заиграли на мятых латунных горнах и дырявых барабанах, а по соседству кто-то зазвенел посудой, с ненавистью кидаемой в металлическую раковину.
Прочухался Семенов, сидит на полу возле кровати и по сторонам осоловело оглядывается. А на лбу рог вырастает постепенно. Не мудрено! Свалился, ведь, во сне с постелей и лбом так основательно об пол приложился.
Когда искры кончились, нащупал Семенов тапки, надел их и отправился в сортир. Сидит на горшке и размышляет:
— Не понятно. Если этот Бармалей подводный всю жизнь в воде прожил и так ее ни разу не увидел, так для него ее не существует что ли? Или ее не существует вообще, а только нам кажется, что она есть? Хм… А воздух есть?
Тут Семенов вдруг почувствовал, что дышать стало как-то труднее. Нет уж, ну его нафиг, такие мысли! Чего доброго, еще и дышать разучишься. Как та сороконожка, что не знала с какой ноги пойти.
Слез Семенов с горшка, заварил себе крепкого чаю и перестал про сон вспоминать. Чтобы, значит, не париться.
А Татхагата повернулся на другой бок и стал смотреть следующий сон.